Этот поезд в огне
И нам не на что больше жать.
Этот поезд в огне,
И нам некуда больше бежать…
Борис Гребенщиков
Строки Бориса Гребенщикова, как отражение, не только эпохи тех лет, но и трагедии, которая произошла на 1710-м километре перегона Улу-Теляк-Аша.
32 года назад в Иглинском районе Башкирии произошла страшная трагедия, которая остаётся в нашей памяти уже многие годы. В ночь с 3 на 4 июня 1989 г. два пассажирских поезда – «Новосибирск-Адлер» и «Адлер-Новосибирск» одновременно оказались на 1710-м километре перегона Улу-Теляк-Аша. В этот момент раздался взрыв мощностью 300 тонн в тротиловом эквиваленте. Одна искра и по трагическому стечению обстоятельств беда пришла в тысячи семей нашей страны. Огненный ад.
Такой тип взрыва, когда в воздухе сгорает распылённое горючее вещество, пропитывая огнём всё вокруг, принято называть «объёмным». Это именно такой вид взрыва получается при применении, например, знаменитой установки залпового огня «Буратино» («Солнцепёк»). В данном случае объём газового облака во много раз превышал то, на что способна армейская установка, созданная специально для уничтожения людей.
«В месте взрыва в радиусе нескольких сотен метров горело всё – деревья, земля, вагоны, шпалы, люди…
Взрыв разметал вагоны вокруг насыпи и перекрутил металлические рельсы, как проволоку. Десятки людей, выброшенные взрывом из поездов, метались вдоль железной дороги, словно живые факелы. Гибли целыми семьями…»
Температура была адской – на погибших сохранились оплавленные золотые украшения, а температура плавления золота выше 1000 градусов. В огненном котле люди испарялись, превращались в пепел, как люди заживо сгорают, это не просто страшно, а ужас, дикий ужас. Человек горит, как газ, синим пламенем, висит кожа на теле лоскутами.
В спасении людей и ликвидации аварии участвовали более 4000 тысяч человек. На помощь спешили жители близлежащих деревень и посёлков. Более одной тысячи пассажиров оказались в горящем газовом пекле. Люди, объединённые одной бедой, помогали ценой собственной жизни детям, женщинам, старикам.
Старший врач «Скорой помощи» города Уфа Михаил Калинин:
«Мне тогда было 37 лет. Я ушёл в субботу на работу русым, а вернулся седым. За ночь голова не только у меня побелела. После трагедии мы не могли какое-то время говорить об этой катастрофе, настолько это было страшно. Не дай Бог видеть такую человеческую трагедию…»
Сортировали по принципу военной медицины. Тяжело раненых – 100% ожогов – на траву. Тут уже не до обезболивания, это закон: если одному тяжёлому будешь помогать, ты потеряешь десять, кому ещё можно помочь.
«Дети в палатах были тихие, многие плакали. Некоторые малыши могли назвать только имя. Рафида успокаивала детей, бегала из палаты в палату, разговаривала с ними.
С доктором выбрали самую маленькую девочку, месяцев восьми-девяти, она лежала на кровати одна. Он оценил ее состояние как критическое, перенесли в палату интенсивной терапии, ввели «подключичку», стали капать. Ближе к обеду неопознанная девочка умерла. Поразило меня, неопытную тогда, молодую медсестру, что вроде ожогов нет у нее, только опалились чуть-чуть реснички и волосики, а она умерла. Это был первый раз, когда я увидела умирающего человека».
Надя Шугаева, доярка из Новосибирской области вдруг начинает истерически смеяться: «Нашла, нашла!» Сопровождающие пытаются вымученно улыбнуться в ответ ей – она нашла отца и брата, сестру и малолетнего племянника. Нашла… в списках погибших. Тут же был развернут круглосуточный пункт приёма донорской крови. Поздно ночью выстроилась огромная очередь желающих безвозмездно сдать кровь для пострадавших. Здесь были люди всех возрастов и, судя по одежде, разного достатка. Какой-то очень пожилой человек размахивал удостоверением участника ВОВ и ссорился с медсестрой, не разрешившей ему по причине преклонного возраста сдавать кровь.
К спасательным работам привлекались все силы, в том числе и военные. Дмитрий Гурков в то время был срочником в школе младших авиационных специалистов в Уфе. Служба только началась.
«Еще присягу не приняли, то есть формально — недосолдаты статуса «три дня с поезда».
Тем утром все было как-то не так. Боевая тревога в четыре утра, напряжение висело в воздухе, взводный не острил. Даже подумали, не война ли. Выдали противогазы, погрузили в городские автобусы. Мы не знали, что случилось, куда едем. В пути увидели столб дыма. Шли прямо на него, как на маяк. Стало понятно, что это не учения. В автобусах куча сухпаев — значит, надолго»
В столице Башкортостана был образован информационный центр, работавший круглосуточно. Сюда стекалась вся информация с места катастрофы. Центр обладал всеми необходимыми справочными данными: адресами и телефонами лечебных учреждений, телефонами различных республиканских и городских организаций, достаточным количеством средств связи, в том числе с выходом на междугородные сети.
Юрий Анохин, врач-психиатр, в то время работал заместителем главного врача психиатрической больницы:
Медикаменты кончились почти сразу же после приёма первых пациентов. Спасло нас тогда то, что на складах гражданской обороны было достаточное количество носилочных средств и перевязочных материалов. Вскрыли склады с сильнодействующими препаратами, и все пострадавшие получили обезболивающие средства практически на месте происшествия.
«Нас собрали в больнице по линии гражданской обороны, практически по тревоге. Было раннее утро, подробностей масштабов ещё не было. Вскоре прилетел министр здравоохранения РСФСР и попросил собрать всех специалистов – мы направляли своих врачей по всем травматологиям, реанимациям, сформировали бригады психиатров, которые круглосуточно дежурили поочередно во всех больницах. В среднем 3-4 человека дежурили в каждой уфимской больнице».
Точное число погибших в катастрофе так и не смогли установить, так как согласно показаниям свидетелей, были пассажиры, которые ехали «зайцами», и они не были никак учтены. Кроме того, на детей до 5 лет билеты вообще не выписывались, так как они ехали бесплатно, и потому их данные также нигде не учитывались. Всего в 38 вагонах и двух локомотивах, согласно официальным данным, было 1379 человек – 1284 пассажира (в том числе 383 ребёнка старше 5 лет) и 86 членов поездных и локомотивных бригад. После взрыва на месте было обнаружено 258 тел. В больницы с ожогами было доставлено более тысячи человек, из которых 317 в последствии скончались, 623 стали инвалидами
Трагические события на территории Башкирской АССР явились строгим экзаменом готовности сил гражданской обороны к действиям в экстремальных условиях обстановки.
На месте трагедии открыт мемориальный комплекс-две скорбящие фигуры, словно разделенные огнем. А у его подножия – три маршрутные доски с вагонов поезда «Новосибирск – Адлер».
ПОСЛЕСЛОВИЕ: Произошла трагедия. В которой одновременно смешались вина и халатность огромного количества людей, разбавленные невероятно трагичным стечением ряда обстоятельств.
В. Калистратов
